Сегодня мы рассмотрим самое известное произволение американского писателя Германа Мелвилла, а точнее его краткое содержание. «Моби Дик, или Белый кит» - роман, основанный на реальных событиях. Он был написан в 19651 году.
О книге
«Моби Дик, или Белый кит» (краткое содержание представим ниже) стал главным произведением Г. Мелвилла, представителя американского романтизма. Этот роман изобилует многочисленными лирическими рассуждениями, имеет отсылки к библейским сюжетам, изобилует символами. Возможно, именно поэтому он не был принят современниками. Ни критики, ни читатели не поняли всю глубину произведения. Только в 20-е годы 20 века роман словно открыли заново, отдав должное таланту автора.
История создания
Сюжет романа был основан на реальных событиях, что может подтвердить краткий пересказ. Герман Мелвилл («Моби Дик» стал вершиной его творчества) взял за основу для произведения случай, произошедший с судном «Эссекс». Этот корабль вышел на промысел в 1819 году в штате Массачусетс. Целых полтора года экипаж занимался охотой на китов, пока однажды этому не положил конец огромный кашалот. 20 ноября 1820 года судно было протаранено китом несколько раз.
После кораблекрушения выжило 20 матросов, которым удалось на шлюпках добраться до острова Хендерсон, который был в те годы необитаем. Через некоторое время часть спасшихся отправилась искать материк, остальные остались на острове. Путешественники целых 95 дней скитались в море. Выжили всего двое - капитан и еще один матрос. Их подобрало китобойное судно. Именно они рассказали о том, что с ними произошло.
Кроме того, на страницы романа попал и личный опыт Мелвилла, который ходил на китобойном судне полтора года. Многие из его тогдашних знакомых оказались героями романа. Так, один из совладельцев судна появляется в произведении под именем Билдада.
Краткое содержание: «Моби Дик, или Белый кит» (Мелвилл)
Главный герой - молодой человек Измаил. Он испытывает сильные финансовые проблемы, и жизнь на суше начинает постепенно ему надоедать. Поэтому он принимает решение пойти на китобойное судно, где можно хорошо заработать, а уж заскучать в море вообще невозможно.
Нантакет - самый старый американский портовый город. Однако к началу 19 века он перестал быть самым крупным промысловым центром, его потеснили более молодые. Однако Измаилу важно наняться на судно обязательно здесь.
По дороге в Нантакет Измаил останавливается в другом портовом городке. Здесь можно повстречать на улицах дикарей, которые пристали к морским судам на каком-нибудь неведомом острове. Буфетные стойки изготовлены из огромных китовых челюстей. А проповедники в церквях взбираются по на кафедру.
В гостинице молодой человек знакомится с Квикегом, гарпунщиком-туземцем. Очень быстро они становятся хорошими друзьями, поэтому решают поступать на корабль вместе.
«Пекод»
Еще только в самом начале наше краткое содержание. «Моби Дик, или Белый кит» - роман, завязка которого происходит в портовом городе Нантакет, где Измаил со своим новым другом нанимаются на судно «Пекод». Китобоец готовится к кругосветному плаванию, которое продлится 3 года.
Измаилу становится известна история капитана судна. Ахав в прошлом рейсе, вступив в борьбу с китом, потерял ногу. После этого события он стал меланхоличен и угрюм и большую часть времени проводит в своей каюте. А по дороге из рейса, как говорят матросы, даже был не в своем уме некоторое время.
Однако этому и некоторым другим странным событиям, связанным с судном, Измаил не стал придавать особо значения. Встретив на пристани подозрительного незнакомца, который стал предрекать гибель «Пекода» и всей его команды, юноша решил, что это просто попрошайка и мошенник. А неясные темные фигуры, ночью поднявшиеся на борт корабля, а потом словно растворившиеся на нем, он счел просто плодом своих фантазий.
Капитан
Странности, связанные с капитаном и его судном, подтверждает и краткое содержание. «Моби Дик» продолжается тем, что Ахав вышел из своей каюты только через несколько дней после начала плавания. Измаил увидел его и был поражен мрачностью капитана и печатью невероятной внутренней боли на его лице.
Специально для того, чтобы одноногий капитан мог сохранять равновесие во время сильной качки, в палубных досках были прорублены небольшие отверстия, в которые он помещал свою искусственную ногу, сделанную из челюсти кашалота.
Капитан отдает приказ матросам высматривать белого кита. Ахав ни с кем не общается, он замкнут и требует от команды лишь беспрекословного подчинения и мгновенного исполнения его приказов. Многие из этих команд вызывают у подчиненных недоумение, но капитан отказывается что-либо пояснять. Измаил понимает, что в мрачной задумчивости капитана таится какая-то темная тайна.
Первый раз в море
«Моби Дик» - книга, краткое содержание которой рассказывает о тех ощущениях, которые испытывает человек, впервые вышедший в море. Измаил внимательно наблюдает за жизнью на китобойном судне. Мелвилл уделяет этим описанием немало места на страницах своего произволения. Здесь можно найти и описания всевозможных вспомогательных орудий, и правил, и основных приемов охоты на китов, и методов, какими добывают из рыбы спермацет - вещество, состоящее из животного жира.
Есть в романе главы, которые посвящены разнообразным книгам о китах, обзоры строений китовых хвостов, фонтанов, скелета. Есть даже упоминания об изготовленных статуэтках кашалотов из камня, бронзы и других материалов. На протяжении всего романа автор вставляет сведения различного характера об этих необычайных млекопитающих.
Золотой дублон
Продолжается наше краткое содержание. «Моби Дик» - роман, интересный не только своими справочными материалами и сведениями о китах, но и захватывающим сюжетом. Так, как-то раз Ахав собирает всю команду «Пекода», которая видит прибитый к мачте золотой дублон. Капитан сообщает, что монета достанется тому, кто первый заметит приближение белого кита. Этот кашалот-альбинос известен среди китобоев под именем Моби Дик. Он наводит на моряков ужас своей свирепостью, огромными размерами и небывалой хитростью. Его шкура испещрена шрамами от гарпунов, так как он часто вступал в схватку с людьми, но неизменно выходил из нее победителем. Этот невероятный отпор, который обычно заканчивался гибелью судна и команды, приучил китобоев не делать попыток поймать его.
О страшной встрече Ахава и Моби Дика рассказывает краткое содержание по главам. Г. Мелвилл описывает, как капитан потерял ногу, когда, оказавшись среди обломков корабля, в ярости кинулся на кашалота с одним ножом в руке. После этой истории капитан сообщает, что собирается преследовать белого кита до тех пор, пока его туша не окажется на корабле.
Услышав это, Старбек, первый помощник, возражает капитану. Он говорит, что неразумно мстить лишенному разума существу за те действия, которые то совершило, повинуясь слепому инстинкту. Более того, в этом есть и богохульство. Но капитан, а затем и вся команда начинают видеть в образе белого кита воплощение вселенского зла. Они посылают проклятия в адрес кашалота и пьют за его смерть. Только один юнга, негритенок Пип, возносит молитву богу, прося защиты от этих людей.
Преследование
Краткое содержание произведения «Моби Дик, или Белый кит» рассказывает о том, как «Пекод» впервые повстречал кашалотов. На воду начинают спускать шлюпки, и в этот момент появляются те самые загадочные темные призраки - личная команда Ахава, набранная из выходцев из Южной Азии. До этого момента Ахав скрывал их ото всех, держа в трюме. Предводительствует необычными матросами немолодой зловещего вида мужчина по имени Федалла.
Несмотря на то что капитан преследует только Моби Дика, он не может совсем отказаться от охоты на других китов. Поэтому судно неустанно ведет охоту, и бочки со спермацетом наполняются. Когда «Пекод» встречается с другими судами, то капитан первым делом спрашивает, не видели ли матросы белого кита. Чаще всего в ответ слышится рассказ о том, как Моби Дик погубил или покалечил кого-нибудь из команды.
Слышатся и новые зловещие пророчества: обезумевший матрос с зараженного эпидемией судна предостерегает команду от судьбы святотатцев, которые рискнули вступить в сражение с воплощением божьего гнева.
Однажды судьба сводит «Пекод» с другим судном, чей капитан загарпунил Моби Дика, но в результате был тяжело ранен и потерял руку. Ахав говорит с этим человеком. Выясняется, что тот и не думает мстить киту. Однако он сообщает координаты, где судно столкнулось с кашалотом.
Старбек опять пытается предостеречь капитана, но все напрасно. Ахав велит выковать гарпун из самой твердой стали, что есть на судне. А на закалку грозного оружия идет кровь трех гарпунщиков.
Пророчество
Все больше для капитана и его команды становится символом зла Моби Дик (Moby Dick). Краткое описание сосредоточивается на событиях, происходящих с Квикегом, другом Измаила. Гарпунщик заболевает от тяжелой работы в сырости и чувствует скорую смерть. Он просит Измаила изготовить для него погребальный челн, на котором его тело скользило бы по волнам. Когда же Квикег идет на поправку, челн решают переделать в спасательный буй.
Ночью Федалла сообщает капитану страшное пророчество. Прежде чем умереть, Ахав увидит два катафалка: один - сделанный нечеловеческой рукой, второй - из американской древесины. А смерть капитану сможет причинить только пенька. Но перед этим должен будет умереть сам Федалла. Ахав не верит - он слишком стар, чтобы оказаться на виселице.
Приближение
Все больше признаков того, что судно приближается к месту, где обитает Моби Дик. Краткое содержание по главам описывает свирепый шторм. Старбек убеждается, что капитан приведет корабль к гибели, но не решается убить Ахава, доверясь судьбе.
В бурю корабль встречает другое судно - «Рахиль». Капитан его сообщает, что преследовал Моби Дика накануне, и просит Ахава помочь в поисках его 12-летнего сына, которого унесло вместе с вельботом. Однако капитан «Пекода» отказывается.
Наконец вдалеке видится белый горб. Три дня преследует судно кита. И вот «Пекод» его настигает. Однако Моби Дик тут же нападает и перекусывает надвое вельбот капитана. С огромным трудом ему удается спасти. Капитан готов продолжить охоту, но кит уже уплывает от них.
К утру кашалота настигают вновь. Моби Дик разбивает еще два вельбота. Тонущих матросов поднимают на борт, выясняется, что пропал Федалла. Ахав начинает бояться, он вспоминает пророчество, но отказаться от преследования уже не может.
Третий день
Манит за собой капитана Моби Дик. Краткое содержание по всем главам рисует картины мрачных предзнаменований, но Ахав одержим своим желанием. Кит вновь разрушает несколько вельботов и пытается уйти, но Ахав на единственной шлюпке продолжает его преследовать. Тогда кашалот разворачивается и таранит «Пекод». Судно начинает идти ко дну. Ахав кидает последний гарпун, раненый кит резко уходит на глубину и уносит запутавшегося в пеньковом канате капитана. Корабль затягивает в воронку, в нее же тянет и последний вельбот, где находится Измаил.
Развязка
Только Измаила оставляет в живых из всей команды корабля Мелвилл. Моби Дик (краткое содержание это подтверждает), раненый, но живой уходит в глубины океана.
Главному герою чудом удается выжить. Единственное, что уцелело от корабля, - несостоявшийся и просмоленный гроб его друга. Именно на этом сооружении герой сутки проводит в открытом море, пока его не находят матросы с корабля «Рахиль». Капитан этого судна все еще надеялся отыскать своего потерянного ребенка.
Натаниелю Готорну
в знак преклонения
перед его гением
посвящается эта книга
Herman Melville
Этимология
(Сведения, собранные Помощником учителя классической гимназии, впоследствии скончавшимся от чахотки )
Я вижу его как сейчас – такого бледного, в поношенном сюртуке и с такими же поношенными мозгами, душой и телом. Он целыми днями стирал пыль со старых словарей и грамматик своим необыкновенным носовым платком, украшенным, словно в насмешку, пёстрыми флагами всех наций мира. Ему нравилось стирать пыль со старых грамматик; это мирное занятие наводило его на мысль о смерти.
Этимология
......«Если ты берёшься наставлять других и обучать их тому, что в нашем языке рыба-кит именуется словом whale, опуская при этом, по собственной необразованности, букву h, которая одна выражает почти всё значение этого слова, ты насаждаешь не знания, но заблуждения».
...«Whale*** шведск. и датск. hval. Название этого животного связано с понятием округлости, так как по-датски hvalt означает „выгнутый, сводчатый“».
«Whale*** происходит непосредственно от голландского и немецкого wallen, англосакск. walw-ian – „кататься, барахтаться“».
Древнееврейское –
Греческое – ?????
Латинское – cetus
Англосаксонское – wh?l
Датское – hvalt
Голландское – wal
Шведское – hwal
Исландское – whale
Английское – whale
Французское – baleine
Испанское – ballena
Фиджи – пеки-нуи-нуи
Эрроманго – пехи-нуи-нуи
Извлечения
(Собранные Младшим Помощником библиотекаря )
Читатель сможет убедиться, что этот бедняга Младший Помощник, немудрящий буквоед и книжный червь, перерыл целые ватиканские библиотеки и все лавки букинистов на свете в поисках любых – хотя бы случайных – упоминаний о китах, которые могли только встретиться ему в каких бы то ни было книгах, от священных до богохульных. И потому не следует во всех случаях понимать эти беспорядочные китовые цитаты, хотя и несомненно подлинные, за святое и неоспоримое евангелие цетологии. Это вовсе не так. Отрывки из трудов всех этих древних авторов и упоминаемых здесь поэтов представляют для нас интерес и ценность лишь постольку, поскольку они дают нам общий взгляд с птичьего полёта на всё то, что только ни было когда-либо, в любой связи и по любому поводу, сказано, придумано, упомянуто и спето о Левиафане всеми нациями и поколениями, включая теперешние.
Итак, прощай, бедняга Младший Помощник, чьим комментатором я выступаю. Ты принадлежишь к тому безрадостному племени, которое в этом мире никаким вином не согреть и для кого даже белый херес оказался бы слишком розовым и крепким; но с такими, как ты, приятно иногда посидеть вдвоём, чувствуя себя тоже несчастным и одиноким, и, упиваясь пролитыми слезами, проникаться дружелюбием к своему собеседнику; и хочется сказать вам прямо, без обиняков, пока глаза наши мокры, а стаканы сухи и на сердце – сладкая печаль: «Бросьте вы это дело, Младшие Помощники! Ведь чем больше усилий будете вы прилагать к тому, чтобы угодить миру, тем меньше благодарности вы дождётесь! Эх, если б мог я очистить для вас Хэмптон-Корт или Тюильрийский дворец! Но глотайте скорее ваши слёзы и вскиньте голову, воспарите духом! выше, выше, на самый топ грот-мачты! ибо товарищи ваши, опередившие вас, освобождают для вас семиэтажные небеса, изгоняя прочь перед вашим приходом истинных баловней – Гавриила, Михаила и Рафаила. Здесь мы только чокаемся разбитыми сердцами – там вы сможете сдвинуть разом свои небьющиеся кубки!»
Извлечения
......«И сотворил бог больших китов».
...«За Левиафаном светится стезя,
Бездна кажется сединой».
...«И предуготовил Господь большую рыбу, чтобы поглотила Иону».
...«Там плавают корабли; там Левиафан, которого Ты сотворил играть в нём».
...«В тот день поразит Господь мечом Своим тяжёлым, и большим, и крепким, левиафана, змея прямобегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьёт змея морского».
...«И какой бы ещё предмет ни очутился в хаосе пасти этого чудовища, будь то зверь, корабль или камень, мгновенно исчезает он в его огромной зловонной глотке и гибнет в чёрной бездне его брюха».
...«В Индийском Море водятся величайшие и огромнейшие рыбы, какие существуют на свете; среди них Киты, или Водокруты, именуемые Balaene, которые имеют в длину столько же, сколько четыре акра, или арпана, земли».
...«И двух дней не провели мы в плавании, как вдруг однажды на рассвете увидели великое множество китов и прочих морских чудовищ. Из них один обладал поистине исполинскими размерами. Он приблизился к нам, держа свою пасть разинутой, подымая волны по бокам и вспенивая море перед собою».
...«Он прибыл в нашу страну также ещё и для того, чтобы ловить здесь китов, ибо клыки этих животных дают очень ценную кость, образцы коей он привёз в дар королю***. Наиболее крупные киты, однако, вылавливаются у берегов его родины, из них иные имеют сорок восемь, иные же пятьдесят ярдов в длину. Он говорит, что он – с ним ещё пятеро – убили по шестьдесят китов за два дня».
«И между тем как всё на свете, будь то живое существо или корабль, безразлично, попадая в ужасную пропасть, какую являет собой глотка этого чудовища (кита), тут же погибает, поглощённое навеки, морской пескарь сам удаляется туда и спит там в полной безопасности».
Герман Мелвилл
Пределы Вселенной Германа Мелвилла
В литературной истории Соединенных Штатов творчество Германа Мелвилла – явление выдающееся и своеобразное. Писатель давно уже причислен к классикам американской словесности, а его замечательное творение «Моби Дик, или Белый Кит» с полным основанием считается одним из шедевров мировой литературы. Жизнь Мелвилла, его сочинения, переписка, дневники досконально изучены. Существуют десятки биографий и монографий, сотни статей и публикаций, тематические сборники и коллективные труды, посвященные различным аспектам творчества писателя. И все же Мелвилл как личность и как художник, прижизненная и посмертная судьба его книг продолжают оставаться загадкой, до конца не разгаданной и не объясненной.
Жизнь и творчество Мелвилла полны парадоксов, противоречий и труднообъяснимых странностей. Так, например, у него не было сколько-нибудь серьезного формального образования. Он никогда не обучался в университете. Да что там университет! Суровая жизненная необходимость вынудила его бросить школу в возрасте двенадцати лет. Вместе с тем книги Мелвилла говорят нам, что он был одним из образованнейших людей своего времени. Глубокие прозрения в сферах гносеологии, социологии, психологии, экономики, с которыми читатель сталкивается в его произведениях, предполагают не только наличие острой интуиции, но также и солидный запас научных знаний. Где, когда, каким образом он их приобретал? Можно только предполагать, что писатель обладал удивительной способностью к концентрации внимания, позволявшей ему в короткое время осваивать огромное количество информации и критически ее осмысливать.
Или возьмем, скажем, характер жанровой эволюции творчества Мелвилла. Мы уже привыкли к более или менее традиционной картине: молодой литератор начинает со стихотворных опытов, затем пробует себя в кратких прозаических жанрах, потом переходит к повестям и, наконец, достигнув зрелости, берется за создание крупных полотен. У Мелвилла все было наоборот: он начал с повестей и романов, затем взялся за сочинение рассказов и закончил свой творческий путь как поэт.
В творческой биографии Мелвилла не было ученического периода. Он не пробивался в литературу, он «ворвался» в нее, и первая же его книга – «Тайпи» – принесла ему широкую известность в Америке, а затем в Англии, Франции и Германии. В дальнейшем мастерство его возрастало, содержание книг становилось более глубоким, а популярность необъяснимым образом падала. К началу шестидесятых годов Мелвилл был «намертво» забыт современниками. В семидесятые годы один английский почитатель его таланта пытался разыскать Мелвилла в Нью-Йорке, но безуспешно. На все расспросы он получал равнодушный ответ: «Да, был такой писатель. Что с ним теперь – неизвестно. Кажется, умер». А Мелвилл жил тем временем в том же Нью-Йорке и служил досмотрщиком грузов в таможне. Вот и еще один загадочный феномен, который можно назвать «молчанием Мелвилла». В самом деле, писатель «замолчал» в расцвете сил и таланта (ему не было еще сорока лет) и молчал три десятилетия. Единственное исключение составляют два сборника стихотворений и поэма, опубликованные мизерным тиражом за счет автора и совершенно не замеченные критикой.
Столь же неординарной была и посмертная судьба творческого наследия Мелвилла. До 1919 года его как бы не существовало. О писателе забыли столь прочно, что когда он действительно умер, то в кратком некрологе не сумели даже правильно воспроизвести его имя. В 1919 году исполнилось сто лет со дня рождения писателя. По этому поводу не было ни торжественных собраний, ни юбилейных статей. О славной дате вспомнил лишь один человек – Рэймонд Уивер, именно тогда приступивший к сочинению первой биографии Мелвилла. Книга вышла спустя два года и называлась «Герман Мелвилл, моряк и мистик». Усилия Уивера поддержал известный английский писатель Д. Г. Лоуренс, чья популярность в Америке в эти годы была огромна. Он написал две статьи о Мелвилле и включил их в свой сборник психоаналитических статей «Этюды о классической американской литературе» (1923).
Америка вспомнила Мелвилла. Да как вспомнила! Книги писателя начали переиздаваться массовыми тиражами, из архивов были извлечены неопубликованные рукописи, по мотивам сочинений Мелвилла снимали кинофильмы и ставили спектакли (в том числе и оперные), художники вдохновлялись образами Мелвилла, и Рокуэлл Кент создал серию блистательных графических листов на темы «Белого Кита».
Естественно, что мелвилловский «бум» распространился и на литературоведение. За дело взялись историки литературы, биографы, критики и даже люди, далекие от литературы (историки, психологи, социологи). Тонкий ручеек мелвилловедения превратился в бурный поток. Сегодня этот поток несколько поутих, но далеко еще не иссяк. Последний сенсационный всплеск случился в 1983 году, когда в заброшенном амбаре в северной части штата Нью-Йорк были случайно обнаружены два чемодана и деревянный сундук с рукописями Мелвилла и письмами членов его семьи. Сто пятьдесят мелвилловедов заняты теперь изучением новых материалов, имея в виду внести необходимые коррективы в жизнеописания Мелвилла.
Заметим, однако, что «возрождение» Мелвилла имеет лишь отдаленную связь с его столетним юбилеем. Истоки его следует искать в том общем умонастроении, которое характеризовало духовную жизнь Америки конца десятых – начала двадцатых годов XX века. Общий ход социально-исторического развития США на рубеже веков и особенно первая империалистическая война породили в сознании многих американцев сомнение и даже протест против буржуазно-прагматических ценностей, идеалов, критериев, коими страна руководствовалась на протяжении полуторавековой своей истории. Этот протест реализовался на многих уровнях (социальном, политическом, идеологическом), в том числе и на литературном. Он был заложен в качестве идейно-философского основания в творчестве О’Нила, Фицджеральда, Хемингуэя, Андерсона, Фолкнера, Вулфа – писателей, которых традиционно относят к так называемому потерянному поколению, но которых правильнее было бы именовать поколением протестующим. Именно тогда Америка вспомнила о романтических бунтарях, утверждавших величайшую ценность человеческой личности и протестовавших против всего, что эту личность подавляет, угнетает, перекраивает по меркам буржуазной нравственности. Американцы вновь открыли для себя творчество По, Готорна, Дикинсон, а заодно и позабытого Мелвилла.
Сегодня уже никому не придет в голову усомниться в праве Мелвилла расположиться на литературном Олимпе США, и в Пантеоне американских писателей, сооружаемом в Нью-Йорке, ему отведено почетное место рядом с Ирвингом, Купером, По, Готорном и Уитменом. Он читаем и почитаем. Завидная судьба, великая слава, о которой писатель не мог и помыслить при жизни!
* * *
Герман Мелвилл родился 1 августа 1819 года в Нью-Йорке в семье коммерсанта средней руки, занимавшегося импортно-экспортными операциями. Семья была многодетной (четыре сына и четыре дочери) и на первый взгляд вполне благополучной. Сегодня, когда мы знаем, сколь тесно личная и творческая судьба Мелвилла переплелась с историческими судьбами его родины, самый факт его рождения в 1819 году представляется знаменательным. Именно в этом году молодая, наивная, исполненная патриотического оптимизма и веры в «божественное предназначение» заокеанская республика пережила трагическое потрясение: в стране разразился экономический кризис. Самодовольному убеждению американцев, что в Америке «все не так, как у них там, в Европе», был нанесен первый ощутимый удар. Впрочем, не всем было дано прочесть огненные письмена на стене. Отец Мелвилла оказался среди тех, кто не внял предупреждению и был жестоко наказан. Дела его торговой фирмы пришли в полный упадок, и в конце концов ему пришлось ликвидировать свое предприятие, продать дом в Нью-Йорке и перебраться в Олбани. Не выдержав нервного потрясения, он потерял рассудок и вскоре умер. Семейство Мелвиллов впало в «благородную нищету». Мать с дочерьми переехала в деревушку Лансинбург, где кое-как сводила концы с концами, а сыновья разбрелись по свету.
Смерть отца была первым трагическим рубежом в жизни Мелвилла. Ему было всего двенадцать лет, но детство кончилось. Он должен был бросить школу и наняться переписчиком бумаг в банковскую контору. Потом он батрачил на ферме у своего дядюшки Томаса. Тяжкий крестьянский труд оказался мальчишке не по силам, и он решил сделаться учителем. Для этого пришлось пройти годичный курс в классической гимназии в Олбани, где он получил сертификат, дающий право преподавания в начальной школе. Учительский хлеб оказался горек. Положение учителя в американских поселках того времени отдаленно напоминало статус пастуха в дореволюционной российской деревне: его нанимали в складчину, и, следовательно, он пребывал в полной зависимости от родителей своих учеников. К тому же ученики в большинстве своем были старше учителя, и не было никаких способов заставить их учиться. Дважды Мелвилл становился на учительскую стезю – в 1837 году в Питтсфилде и в 1839 году в Гринбуше – и оба раза позорно капитулировал.
Попытки получить начатки инженерного образования, а затем найти работу на строительстве канала Эри тоже оказались бесплодны. Образование (полугодичный курс в лансинбургской «академии») Мелвилл получил, но работы не нашел. Оставалась лишь одна дорога, по которой до него пошли многие Мелвиллы – деды, дядья, двоюродные братья, – дорога в море.
В первый свой морской вояж Мелвилл отправился в 1839 году юнгой на грузо-пассажирском корабле «Св. Лаврентий», совершавшем регулярные рейсы между Нью-Йорком и Ливерпулем. Спустя полтора года началось «великое морское приключение» будущего писателя, длившееся без малого четыре года.
* * *
Есть в штате Род-Айленд тихий и пустынный, насквозь продуваемый атлантическими ветрами городок Нью-Бедфорд. Скромно и с достоинством он хранит былую славу китобойной столицы Соединенных Штатов. Здесь начинался американский китобойный промысел, отсюда и с близлежащих островов (Нантакет и Виноградник Марты) уходили в многомесячные, а иногда и многолетние рейсы китобойные суда. Как драгоценную реликвию жители городка охраняют небольшую церковь, расположенную близ гавани. Здесь, на одной из скамей в задних рядах, прибита металлическая дощечка, сообщающая, что на этой скамье сидел Герман Мелвилл в канун своего отплытия на китобойном судне «Акушнет» 3 января 1841 года.
«Акушнет» плыл традиционным для китобоев маршрутом: Рио-де-Жанейро – мыс Горн – Сантьяго – Галапагосский архипелаг – Маркизские острова – «китовые» районы Тихого океана. Здесь не место рассказывать в подробности о чудовищных условиях, в которых жили и трудились матросы китобойного флота, о палочной дисциплине, потогонной системе труда, смертельном риске, сопряженном с охотой на китов. Все это хорошо известно и многократно описано. Укажем лишь на одно обстоятельство, имеющее для нас существенное значение: дезертирство матросов с китобойных судов носило массовый характер. Капитаны старались по возможности не заходить в крупные гавани, дабы не остаться без команды. Как правило, китобойцы возвращались из рейса, имея на борту менее половины первоначального состава команды.
Проплавав на «Акушнете» полтора года, Мелвилл вдосталь хватил горько-соленой матросской жизни. Силы и терпение его истощились, и во время стоянки у одного из островов Маркизова архипелага он сбежал с корабля в компании товарища-матроса Тоби Грина. Перевалив через прибрежный хребет, беглецы оказались в плодородной долине, где и были захвачены в плен каннибалами племени Тайпи.
Людоеды, однако, не съели Мелвилла. Они смотрели на него отчасти как на пленника, отчасти как на гостя. Как пленнику ему воспрещалось покидать долину; как гостю ему было оказано должное гостеприимство. Жизнь его не подвергалась опасности и даже не лишена была некоторой приятности. Тем не менее месяц спустя он сбежал от гостеприимных каннибалов и завербовался матросом на австралийское китобойное судно «Люси Энн», как раз в это время бросившее якорь в близлежащей бухте.
Порядки на «Люси Энн» мало отличались от суровой рутины «Акушнета», а недовольство команды было, пожалуй, более сильным и активным. 24 сентября 1842 года, когда судно находилось у берегов Таити, группа матросов (к ней примкнул и Мелвилл) взбунтовалась, была арестована и заключена в местную тюрьму. Через месяц Мелвилл бежал и перебрался на соседний остров Эймео, где вновь завербовался на американский китобоец «Чарлз и Генри», приписанный к Нантакету. На сей раз срок его матросской службы был оговорен – полгода. Через полгода капитан «Чарлза и Генри», верный слову, высадил Мелвилла на Гавайях.
Мелвилла потянуло на родину. Однако путь был далек, а денег не было. Случай представился, когда американский фрегат «Соединенные Штаты» бросил якорь в гавани Гонолулу. Мелвилл явился к капитану и выразил желание поступить на военную службу. Гребец вельбота сделался военным моряком.
Фрегат не торопился домой. Корабль побывал у берегов Маркизова архипелага, Таити, в Вальпараисо, Кальяо, Рио-де-Жанейро и лишь потом направился в Бостон. Военно-морская служба Мелвилла растянулась на полтора года. Флотское лихо оказалось не слаще китобойного, и Мелвилл был рад оставить службу. 14 октября 1844 года он был вчистую уволен и отправился в Лансинбург, где жили мать с сестрами. Все вернулось на круги своя: Мелвилл снова был дома, без работы и почти без денег. Единственное, что он приобрел, – это жизненный опыт и огромный запас впечатлений, которыми охотно делился с друзьями, родными и знакомыми.
* * *
Биографам не удалось установить, кто был тот умный человек, который посоветовал Мелвиллу написать книгу о своих приключениях. Известно лишь, что такой человек нашелся и что Мелвилл внял мудрому совету. Предметом повествования он избрал наиболее экзотический эпизод своих странствий – жизнь у каннибалов – и рьяно взялся за дело. Голова Мелвилла была полна воспоминаний и впечатлений, но руки более привыкли к обращению с канатами, веслами, якорными цепями и с трудом удерживали перо. Поначалу ему казалось, что написать книгу несложно: садись, вспоминай и пиши. Но вскоре его со всех сторон обступили чисто писательские заботы: проблемы общей структуры книги, жанра, сюжета, языка, стиля. Мелвилл решил построить свое сочинение по образцу распространенного тогда «описания путешествий» и тут же обнаружил, что ему не хватает материала. Начинающему автору пришлось засесть за труды по истории, географии, этнографии, ознакомиться с записками путешественников, трактатами миссионеров, воспоминаниями мореплавателей. На его столе громоздились кипы романов, повестей, рассказов, английские и американские журналы и орфографические словари.
Уже тогда у Мелвилла возникла потребность в осмыслении и обобщении опыта, своего и чужого, жизненного и книжного. Он начал читать труды философов, теологов, моралистов, постепенно вырабатывая собственное представление о мире и человеке. Этапы этого процесса зафиксированы в его книгах.
Далее все происходило, как в волшебном сне. Мелвилл отдал рукопись своему старшему брату Гансворту, который получил назначение на должность секретаря американской «легации» в Англии. Прибыв в Лондон, Гансворт с чисто американской непосредственностью отправился к крупнейшему английскому издателю Джону Меррэю. Тот познакомился с рукописью и согласился ее опубликовать. Это произошло 3 декабря 1845 года. Спустя два с половиной месяца Меррэй выпустил английское издание «Тайпи». Узнав о том, что рукопись принял «сам Меррэй», американский издатель Дж. Патнэм, пренебрегши правилом не печатать американских авторов, пока они не получат одобрения английских критиков, решился выпустить американское издание книги Мелвилла, которое и увидело свет в марте 1846 года.
Мелвилл молниеносно прославился как «человек, который жил среди каннибалов». Его книгу читали, о ней спорили, английские и американские журналы печатали рецензии на «Тайпи». Молодого автора хвалили и ругали (часто за одно и то же). Появились первые переводы на иностранные языки. Пока все это происходило, Мелвилл, уверовавший в свое писательское дарование, принялся за вторую книгу («Ому»), которую завершил к концу 1846 года. Рукопись была немедленно принята к изданию в Англии и в США, а Мелвилл тем временем уже трудился над третьей книгой («Марди»).
Мелвилл вступил на тернистую стезю профессионального литератора. Среди выдающихся американских писателей того времени почти не было профессионалов, то есть людей, живших только на литературные заработки. У всех были дополнительные источники дохода: Купер был землевладельцем, Ирвинг – дипломатом, Готорн – таможенным чиновником в Бостоне, смотрителем сейлемского порта, а затем консулом в Ливерпуле, Лонгфелло – университетским профессором. Единственное исключение составляет Эдгар По, который жил исключительно литературным трудом и умер в нищете. Оптимистическим прогнозам Мелвилла тоже не суждено было осуществиться. Вечная борьба с «дьяволом нищеты», который постоянно «околачивался возле дверей», истощила его силы, и он оставил карьеру литератора. Но это случилось потом, лет через десять-двенадцать. А пока, уповая на удачу, он начал устраивать жизнь заново: перебрался в Нью-Йорк, женился и, что самое важное, с головой окунулся в литературную жизнь Нью-Йорка – этой «литературной столицы США».
* * *
В одном из писем к Готорну Мелвилл писал: «Все мое развитие совершилось за последние несколько лет. Я – словно семя, найденное в египетской пирамиде. Три тысячи лет оно было только семенем и больше ничем. Теперь его посадили в английскую почву, оно проросло, зазеленело… Так и я. До двадцати пяти лет я не развивался совсем. Свою жизнь я исчисляю с этого возраста…» Переведя цифры в биографические даты, легко увидеть, что Мелвилл связывал начало своего развития с работой над «Тайпи», переездом в Нью-Йорк и приобщением к американской литературной жизни.
Многочисленные критики, пытавшиеся представить Мелвилла «одиноким гением», отключенным от чаяний и надежд своего времени, от общественной, политической и литературной борьбы эпохи, либо добросовестно заблуждались, либо сознательно искажали факты в угоду предвзятой концепции. Понять характер и направление внутреннего развития Мелвилла отдельно от жизни Америки сороковых годов попросту невозможно, а жизнь эта была полна противоречий и парадоксов.
К тому времени, когда Мелвилл ступил на литературное поприще, американский романтизм уже миновал первый этап своей истории. Старшее поколение (В. Ирвинг, Д.Ф. Купер, У. Симмз, У. Брайант, Д. Уиттьер) еще не ушло со сцены, а на смену уже явились новые имена (Р. Эмерсон, Г. Торо, Г. Лонгфелло, Э. По, Н. Готорн). Главная задача американских романтиков на раннем этапе заключалась в том, чтобы «открывать Америку». Все они были вовлечены в мощный поток нативизма – культурного движения, смысл и пафос которого заключался в художественно-философском освоении Америки, ее природы, истории, общественных институтов, ее нравов. Литература двадцатых-тридцатых годов открывала для читателей мир бескрайних прерий и девственных лесов, могучих рек и водопадов, показывала ему быт и нравы старинных голландских поселений, развертывала перед ним героические страницы Войны за независимость, рассказывала о событиях колониальной истории Америки, рисовала картины жизни на табачных плантациях Юга. Нативизм способствовал формированию общей концепции Америки в сознании американцев. Без этого невозможно было бы становление национального самосознания и, следовательно, национальной литературы.
Однако в процессе художественного освоения американской действительности романтики первого поколения с тревогой обнаружили, что историческое развитие молодого государства фатальным образом «уклоняется» от просветительских мечтаний «отцов-основателей», что оптимистические прогнозы не сбываются, просветительские лозунги искажаются, демократические идеалы выхолащиваются. Экономическому прогрессу сопутствовали кризисы; «народовластие» уживалось с рабовладением; героическое освоение новых территорий пионерами сопровождалось хищническим разграблением естественных богатств, а сами эти земли становились предметом спекуляции; право человека на «жизнь, свободу и стремление к счастью», записанное в Декларации независимости, не мешало правительству жестоко истреблять индейские племена; коррупция проникла во все эшелоны власти, включая самые высокие; ложь, клевета, демагогия стали «нормальными» методами политической борьбы; фетишизация богатства достигла небывалых высот.
Однако ранние романтики не усомнились ни в основных принципах буржуазной демократии, ни в благотворности капиталистического прогресса, ни в политических институтах Соединенных Штатов. Им казалось, что нравственная болезнь («моральное затмение» в терминологии Купера), поразившая американцев, занесена извне и вполне излечима. Достаточно лишь вскрыть пороки, изобличить недостатки и «отклонения» от здоровой нормы и тем содействовать их ликвидации. Именно с этим связано возникновение романтических утопий, сделавшихся непременным атрибутом американской литературы вплоть до Гражданской войны. Писатели творили некий (чисто условный) социальный и человеческий идеал, на фоне которого пороки реального бытия Америки высвечивались бы с особенной ясностью. Таков был мир старинных поселений Новых Нидерландов у Ирвинга или мир Кожаного Чулка, мудрой природы и благородных индейцев, живших в полном согласии с нею, у Купера.
В сороковые годы вышеуказанные тенденции в американской экономической и социально-политической жизни значительно усилились. Кризис 1837 года потряс экономику страны и вызвал к жизни многочисленные радикально-демократические движения. Обострились противоречия между Севером и Югом. Усилились экспансионистские настроения. Захват новых земель мыслился многими как выход из положения. В 1846 году Америка начала первую и, увы, не последнюю в своей истории захватническую войну.
В этих обстоятельствах романтическая утопия не утратила своего значения как орудие критики современных нравов и порядков. И вполне понятно, почему Мелвилл включился в литературную традицию, которая насчитывала уже более двух десятилетий: она еще далеко не исчерпала себя.
На первый взгляд «Тайпи» – это честное и несколько наивное описание приключений американского матроса-китобоя, оказавшегося пленником каннибалов. Основное место в книге занимают бесхитростные наблюдения автора над нравами, обычаями, образом жизни полинезийских дикарей. Однако если присмотреться повнимательней, то нетрудно убедиться, что повествователь-матрос не так уж бесхитростен, как хочет казаться. Большая часть того, что он рассказывает, – правда, но далеко не вся правда. Картина жизни Тайпи, представленная им, явно идеализирована и неполна. Она нарисована по принципу оппозиции порокам американской буржуазной цивилизации. Контраст между «идеальностью» людоедов и порочностью буржуазного общества проходит красной нитью через все повествование, превращая его в классический образец романтической утопии.
* * *
Мелвилл принадлежал ко второму, младшему, поколению американских романтиков. У этого поколения были свои идеи и свои понятия о целях и задачах художественного творчества. Внутри романтического движения сформировались группы и объединения («Никербокеры», «Молодая Америка», «Трансценденталисты» и т.п.), ожесточенно полемизировавшие друг с другом. Литературная борьба сблизилась с политической, и партийные задачи оказались неотъемлемой частью эстетических принципов и программ.
В середине сороковых годов Мелвилл связал свою творческую судьбу (хоть и не очень надолго) с деятельностью «Молодой Америки» – литературно-политической группировки, выступавшей за всестороннюю демократизацию национальной жизни, в том числе и литературы. Устремления младоамериканцев были близки Мелвиллу, хотя в его отношении к соратникам был оттенок скептицизма и легкой иронии. Костяк группировки составляли писатели, публицисты, критики, для которых понятие «народ» обладало известной долей абстрактности. Они думали о народе, трудились на благо народа, но сами стояли «отдельно» от народа. Мелвиллу же изначально было свойственно уитменовское ощущение слитности с народом. Потребности народа не составляли для него загадки: он ступил на литературную «палубу» из матросского кубрика, он сам был народ. У него были все основания назвать себя «беспощадным демократом».
Важность приобщения Мелвилла к деятельности «Молодой Америки» состояла в другом: он включился в литературную жизнь и борьбу эпохи, начал осознавать ответственность писателя, вырабатывать собственную точку зрения на общий характер социально-исторического развития Америки и на роль искусства в этом развитии.
Здесь, по-видимому, уместно охарактеризовать некоторые черты мировоззрения Мелвилла, хотя задача эта содержит почти непреодолимые трудности. И дело не только в том, что Мелвилл не оставил теоретических трудов и единственным источником сведений для нас могут служить его художественные произведения, но главным образом в том, что мировоззрение писателя являло собой не завершенную стабильную систему, а неостановимый мыслительный процесс. С одной стороны, изучая и наблюдая конкретную действительность, Мелвилл искал в ней проявления общих законов, что и объясняет его неудержимую тягу к символическим обобщениям. Нередко «открытые» им законы оказывались в противоречии друг с другом, и это опять-таки вело к появлению сложных, внутренне противоречивых символов. С другой стороны, Мелвилл пытался постигать реальность посредством наложения на ее хаотическое движение устойчивых представлений и философских категорий, выработанных человеческой мыслью на протяжении долгих столетий. Его можно было бы причислить даже к идеалистам кантианского типа, если бы не одно существенное обстоятельство: Мелвилл смутно подозревал, что сами человеческие представления есть особая форма отражения реального бытия. Мысль об этом прорывается во многих его сочинениях и особенно явно – в «Моби Дике».
Подобно некоторым своим современникам – Эмерсону, По, Готорну, Уитмену, – Мелвилл был романтическим гуманистом и центральным ядром мироздания полагал человеческое сознание как триединство интеллекта, нравственного чувства и психики. Вместе с тем он не был похож на других. Эмерсон видел в человеческом сознании частицу «мировой души» и на этом основании строил свою оптимистическую теорию «доверия к себе». Готорн считал, что душа человеческая являет собой нерасторжимое единство Добра и Зла и что всякая попытка ликвидировать Зло неизбежно ведет к уничтожению Добра. В его мировоззрении оптимизм присутствовал в микроскопических дозах. Эдгар По при всем своем преклонении перед могуществом интеллекта был пессимистом, ибо основной чертой сознания полагал нестабильность психики, искажающую деятельность разума и нравственное чувство. Мелвилл тоже был пессимистом, но совершенно иного толка. Он не верил в существование эмерсоновской «сверхдуши», не соглашался с метафизическими представлениями об извечном Зле в душе человека или о врожденной нестабильности психики. В его миросозерцании мы находим в качестве высших ценностей бескомпромиссный демократизм, идею всеобщего равенства рас и народов, высокое достоинство Труда и безграничное уважение к Труженику. В этом смысле Мелвилл был близок к молодому Уитмену – автору первой редакции «Листьев травы». Однако при всей своей склонности к универсальным обобщениям и символическим абстракциям сознание Мелвилла обладало известной историчностью. Признавая здоровую основу «души народа», Мелвилл говорил о пагубном воздействии на нее буржуазной цивилизации, в особенности буржуазной этики. Он не видел способа остановить этот разрушительный процесс. Отсюда его неповторимый, так сказать, «фундаментальный» пессимизм. Расхождения между идеалом и действительностью, между «нравственной моделью» и практикой социального поведения соотечественников, осознанные писателем достаточно рано, дали определенное направление его интеллекту. Он двинулся по пути художественного исследования всеобщих законов и сил, регламентирующих и направляющих человеческую деятельность. Это был путь к «Моби Дику».
Книга опубликована в 1851 году. Роман является самым значимым в творчестве американского писателя Германа Мелвилла. Он сочетает в себе разные жанры: роман-эпопею, философский, фантастику, приключения . Не замеченное и раскритикованное произведение не понравилось его современникам.
Возможно, что тогда публика не смогла принять оригинальное произведение со множеством лирических отступлений, насыщением библейской моралью, символическими образами . Да, и к животным относились с потребительской точкой зрения.
В наши дни книга по достоинству оценена и является классикой мировой литературы. Критики и читатели сошлись во мнении, что роман «Моби Дик» затрагивает важные вопросы бережного отношения к животным
. По мотивам книги снято множество художественных фильмов.
Рассказ идёт от имени Измаила, который занимался китобойным промыслом вместе с другими моряками на китобойце «Пекод». Их капитан Ахав остался, по вине белого кита, называемого Моби Дик, без ноги и желает отомстить гиганту. За китом закреплена слава убийцы китобоев. Многие из них хотели погубить Моби Дика, но сами лишились жизни.
Измаил впервые на китобойном судне. Он с интересом наблюдает за тонкостями этого промысла и жизнью китобоев. Ахав горит нетерпением встретить кита и обещает золотой дублон первому, кто его увидит. На борту судна, между тем, стали происходить странные события, которые многие матросы истолковали, как сулящие беду.
Во время охоты на китов выпал из лодки юнга Пип. Пробыв в море ночь в бочке, он сошёл с ума . Заболевший гарпунщик Квикет заказывает себе гроб, но поправился и гроб засмолили, превратив таким образом в спасательный буй. Его подвесили на корме, удивляя характерной формой, встречные команды.
Наконец, судно настигает Моби Дика. Команда пытается его загарпунить, но ей это не удаётся. В первый раз он разбил вельботы, во второй раз Ахав его уже загарпунил, но запутался в лине и утонул. В конце концов, он уничтожил всю команду, оставив в живых только Измаила.
Моряк чудом спасся, благодаря просмоленному гробу, в котором его и спасло проходившие судно «Рахиль». Это, конечно, короткий пересказ, который не смог передать всю прелесть произведения. Книгу Германа Мелвилла «Моби Дик» следует читать полностью.
Критика
- Роману нет равных по полноте и скрупулёзному описанию китобойного промысла . Это объясняется тем, что сам Герман Мелвилл занимался этим делом и знал о промысле на китов не понаслышке.
- Также в книге прекрасно описана анатомия кита, раскрываются особенности поведения этих животных и даётся их классификация.
- Мелвилл расширил границы восприятия Моби Дика, как обычное животное. Он воплотил в его образе силы, терзающие душу и сердце человека.
- Из произведения можно многое узнать не только о китах, но и о жизни моряков. Взору предстаёт в деталях их быт, проявление морской стихии в разных ипостасях, кораблекрушения.
- Новаторство Мелвилла проявилось в изображении моря, как равноправного участника событий, определяющего для персонажей поведение и образ мыслей.
- В романе много философских рассуждений и аллегорий . Образ Белого кита Моби Дика многогранен. Для каждого члена экипажа, как и для читателей, он видится по-разному. Для некоторых он воплощение Зла, для других справедливости.
Моби Дик, или Белый Кит
Натаниелю Готорну
в знак преклонения
перед его гением
посвящается эта книга
Herman Melville
Этимология
(Сведения, собранные Помощником учителя классической гимназии, впоследствии скончавшимся от чахотки )
Я вижу его как сейчас – такого бледного, в поношенном сюртуке и с такими же поношенными мозгами, душой и телом. Он целыми днями стирал пыль со старых словарей и грамматик своим необыкновенным носовым платком, украшенным, словно в насмешку, пёстрыми флагами всех наций мира. Ему нравилось стирать пыль со старых грамматик; это мирное занятие наводило его на мысль о смерти.
Этимология
«Если ты берёшься наставлять других и обучать их тому, что в нашем языке рыба-кит именуется словом whale, опуская при этом, по собственной необразованности, букву h, которая одна выражает почти всё значение этого слова, ты насаждаешь не знания, но заблуждения».
«Whale*** шведск. и датск. hval. Название этого животного связано с понятием округлости, так как по-датски hvalt означает „выгнутый, сводчатый“».
Словарь Вебстера
«Whale*** происходит непосредственно от голландского и немецкого wallen, англосакск. walw-ian – „кататься, барахтаться“».
Словарь Ричардсона
Древнееврейское –
Греческое – ?????
Латинское – cetus
Англосаксонское – wh?l
Датское – hvalt
Голландское – wal
Шведское – hwal
Исландское – whale
Английское – whale
Французское – baleine
Испанское – ballena
Фиджи – пеки-нуи-нуи
Эрроманго – пехи-нуи-нуи
Извлечения
(Собранные Младшим Помощником библиотекаря )
Читатель сможет убедиться, что этот бедняга Младший Помощник, немудрящий буквоед и книжный червь, перерыл целые ватиканские библиотеки и все лавки букинистов на свете в поисках любых – хотя бы случайных – упоминаний о китах, которые могли только встретиться ему в каких бы то ни было книгах, от священных до богохульных. И потому не следует во всех случаях понимать эти беспорядочные китовые цитаты, хотя и несомненно подлинные, за святое и неоспоримое евангелие цетологии. Это вовсе не так. Отрывки из трудов всех этих древних авторов и упоминаемых здесь поэтов представляют для нас интерес и ценность лишь постольку, поскольку они дают нам общий взгляд с птичьего полёта на всё то, что только ни было когда-либо, в любой связи и по любому поводу, сказано, придумано, упомянуто и спето о Левиафане всеми нациями и поколениями, включая теперешние.
Итак, прощай, бедняга Младший Помощник, чьим комментатором я выступаю. Ты принадлежишь к тому безрадостному племени, которое в этом мире никаким вином не согреть и для кого даже белый херес оказался бы слишком розовым и крепким; но с такими, как ты, приятно иногда посидеть вдвоём, чувствуя себя тоже несчастным и одиноким, и, упиваясь пролитыми слезами, проникаться дружелюбием к своему собеседнику; и хочется сказать вам прямо, без обиняков, пока глаза наши мокры, а стаканы сухи и на сердце – сладкая печаль: «Бросьте вы это дело, Младшие Помощники! Ведь чем больше усилий будете вы прилагать к тому, чтобы угодить миру, тем меньше благодарности вы дождётесь! Эх, если б мог я очистить для вас Хэмптон-Корт или Тюильрийский дворец! Но глотайте скорее ваши слёзы и вскиньте голову, воспарите духом! выше, выше, на самый топ грот-мачты! ибо товарищи ваши, опередившие вас, освобождают для вас семиэтажные небеса, изгоняя прочь перед вашим приходом истинных баловней – Гавриила, Михаила и Рафаила . Здесь мы только чокаемся разбитыми сердцами – там вы сможете сдвинуть разом свои небьющиеся кубки!»
Извлечения
«И сотворил бог больших китов».
Бытие
«За Левиафаном светится стезя,
Бездна кажется сединой».
«И предуготовил Господь большую рыбу, чтобы поглотила Иону».
Иона
«Там плавают корабли; там Левиафан, которого Ты сотворил играть в нём».
Псалмы
«В тот день поразит Господь мечом Своим тяжёлым, и большим, и крепким, левиафана, змея прямобегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьёт змея морского».
Исайя
«И какой бы ещё предмет ни очутился в хаосе пасти этого чудовища, будь то зверь, корабль или камень, мгновенно исчезает он в его огромной зловонной глотке и гибнет в чёрной бездне его брюха».
Холландов перевод «Моралий» Плутарха
«В Индийском Море водятся величайшие и огромнейшие рыбы, какие существуют на свете; среди них Киты, или Водокруты, именуемые Balaene, которые имеют в длину столько же, сколько четыре акра, или арпана, земли».
Холландов перевод Плиния
«И двух дней не провели мы в плавании, как вдруг однажды на рассвете увидели великое множество китов и прочих морских чудовищ. Из них один обладал поистине исполинскими размерами. Он приблизился к нам, держа свою пасть разинутой, подымая волны по бокам и вспенивая море перед собою».
Тук. Перевод «Правдивой Истории» Лукиана
«Он прибыл в нашу страну также ещё и для того, чтобы ловить здесь китов, ибо клыки этих животных дают очень ценную кость, образцы коей он привёз в дар королю***. Наиболее крупные киты, однако, вылавливаются у берегов его родины, из них иные имеют сорок восемь, иные же пятьдесят ярдов в длину. Он говорит, что он – с ним ещё пятеро – убили по шестьдесят китов за два дня».
Рассказ Оттара, или Охтхере, записанный с его слов королём Альфредом в год от Рождества Христова 890
«И между тем как всё на свете, будь то живое существо или корабль, безразлично, попадая в ужасную пропасть, какую являет собой глотка этого чудовища (кита), тут же погибает, поглощённое навеки, морской пескарь сам удаляется туда и спит там в полной безопасности».
Монтень. «Апология Реймонда Себона»
«Бежим! Провалиться мне на сём месте, это Левиафан, которого доблестный пророк Моисей описал в житии святого человека Иова».
